Кристиан Болтански входил в число самых почитаемых современных художников не только во Франции, где он родился в 1944-м и прожил всю жизнь. Он один из безусловных лидеров contemporary art в мире, где становилась заметной каждая его работа. И один из тех художников, которые переворачивают наше представление об искусстве и возвращают к тому, о чем многие предпочли бы забыть.
С прошлого года мы говорим о Кристиане Болтански, увы, в прошедшем времени – 14 июля 2021 года художник умер. Нет, не от модной болезни, и смерть гения поклонники его творчества – имя им легион – восприняли как личную трагедию, настолько Болтански был важен для всех, кто привык существовать в парадигме современного искусства.
В 2019 году прошла его вторая ретроспектива, через 35 лет после первой, в Центре Помпиду – приуроченная к 75-летию художника. Там же, в Париже, он был выбран еще в 2010-м героем путешествующего по Европе арт-фестиваля Mоnumenta – созданная мастером инсталляция заняла тогда весь циклопический Гран Пале. «Я попросил отключить в Гран Пале отопление, – объяснял он. – Мне важно было, чтобы зрители прочувствовали холод, зиму, запахи… Для меня искусство должно быть тотальным, а не просто визуальным. В итоге зрители погружались внутрь произведения, становились его частью. Я хотел, чтобы посетители забыли, что они в музее, отошли от внешней созерцательности, что-то почувствовали».
Почему мы такие
Через год после Гран Пале, уже на Венецианской биеннале, ошалевшие зрители бродили по павильону Франции, застроенному проектом Болтански «Шанс», и воспринимали увиденное как послание миру. По металлическим фермам, от пола до потолка, во все стороны скользила фотопленка, в которой каждый кадр был портретом новорожденного. На мониторах мы видели фотороботы, составленные из фрагментов их лиц. Случайно соединенные, они изредка складывались в реальное лицо, и тогда все замирало, напоминая, что человек родился. Счетчики отсчитывали число родившихся и умерших в каждую секунду на земле людей. Видя, что родившихся больше, посетители уходили со счастливыми лицами.
«Представим себе, что, выйдя сейчас из музея на улицу, я попаду в автокатастрофу и умру, – комментировал он «Шанс» спустя много лет, в интервью, которое мне повезло взять у художника во время его последнего визита в Россию. – Если я религиозный человек, для меня это будет рок, судьба: значит, я должен был оказаться в Москве и здесь погибнуть. Если я не религиозен, для меня это будет лишь вопрос случая. Любой мой проект – притча, и тут я задавался вопросом, почему мы такие, какие есть. Не потому ли, что наши родители решили заняться любовью именно в этот конкретный момент. Если бы они решили это сделать через секунду, мы получились бы другими. Может быть, они бы решили вообще не заниматься любовью».
Любовь – это как раз про Болтански. Любовь, память и смерть составляют тему всего его творчества, оставаясь и факторами нашей жизни, тем, что ее наполняет и от чего-то удерживает. И это те смыслы, которые заставляют зрителей всякий раз пересматривать работы художника и находить в них свое.
Как находили что-то очень важное для себя посетители флигеля «Руина» в Музее архитектуры в Москве зимой 2005 года, где под крышей на разной высоте были развешаны черные мужские пальто. Это были «Призраки Одессы» – первое появление Болтански в России и главное событие I Московской международной биеннале современного искусства. Автору было важно, чтобы в открывающейся снизу перспективе висевшие колом пальто казались гигантскими монолитами – художник их замораживал. По легенде, дед Болтански, от которого ему досталась фамилия, был оперным певцом. Отец художника был профессором медицины, сыном еврейских эмигрантов из Одессы. А мать – корсиканкой и католичкой, давшей сыну христианское имя, даже два: полное имя Болтански, родившегося 6 сентября 1944-го, через неделю после освобождения Парижа, Кристиан Либерте.
Холокост и рассказы о нем наполняли его детство. Все понимали, что семья спаслась чудом, и о жертвах напоминают отдельные произведения Кристиана Болтански, например, некоторые из «алтарей», которые он стал делать с конца 1980-х. Но Болтански настаивал, что Катастрофа – ни в коем случае не главная тема его творчества. И первые его «алтари», и его «архивы» – еще один вид инсталляций, представлявших собой альбомы фотографий, например, давно выросших школьников, и восхитительные театры теней – совсем про другое. Они про ускользающее прошлое, про взрослых, чье детство – давно история, и никого из них в прежнем качестве больше нет.
Жизнь, снятая на камеру
Важно еще сказать, что Болтански нигде не учился: в 13 лет бросил школу, куда и так не ходил. Его учителями были те, кого повезло встретить в жизни. Главные из них – Тадеуш Кантор, великий польский режиссер и художник, и не менее выдающаяся немецкая танцовщица и хореограф Пина Бауш. Эти имена кажутся очень логичными в контексте его творчества. Болтански начинал как живописец, но картина «Овальная комната» (1967) чуть ли не последняя. Потом пришел к кино – фильм «Невозможная жизнь Кристиана Болтански» (1969) отражает первую попытку сочинения собственного мифа: сидящий в углу скрюченный человек извергает потоки ненатуралистичной крови. Такой гротеск на трагедию существа, обреченного на смерть. Во всем этом бездна иронии и гротеска – как и в автобиографиях, которые юный Болтански рассылал различным деятелям культуры, наполняя их фейковыми сведениями, псевдовоспоминаниями. И от них он переходит к антропологии, исследуя все стороны современной ему человеческой истории, максимально обезличенной. Например, работает над «Архивом мертвых швейцарцев» – этот проект, построенный на фотографиях из газетных некрологов, начался в 1990 году. Почему швейцарцы? Потому что «у них нет исторической причины умирать, они сыты и богаты. «Мертвый щвейцарец» звучит отчасти как шутка. С «мертвым евреем» все сложнее, а я стремлюсь к универсальности и все время решаю дилемму «случай или судьба», задаюсь, как все выжившие, вопросом: «Почему выжил я?»».
У Болтански был и знаменитый проект Animitas с японскими колокольчиками, начатый в Чили, в пустыне Атакама, где найдены останки тысяч пропавших без вести жертв Пиночета, и продолженный в разных странах. Он превратил в объект искусства и собственную жизнь, хоть и не по своей инициативе. «Тасманийский миллиардер Дэвид Уолш, – смеялся Болтански, – купил мою жизнь». Камера, установленная в доме художника, фиксировала каждый день его жизни. А Уолш получал эти DVD. «Ну почесал я нос – и что дальше?» – веселился Болтански. Действие их контракта прерывала первая смерть – Уолш, будучи намного моложе, полагал, что его визави умрет еще раньше. Хорошо, что хотя бы за несколько лет он переплатил.
Ожидается, что выставка работ Кристиана Болтански пройдет в петербургском «Манеже», даты пока не определены.
Фото: ADAGP, Paris, 2021/Images Vevey/Эмильен Итен; Предоставлено автором/ADAGP, Paris, 2021; ADAGP, Paris, 2021/предоставлено Национальным музеем изобразительных искусств, Сантьяго, Чили/Жорж Брантмайер; ADAGP, Paris, 2021/Предоставлено Художественным музеем Вольфсбурга/Ренато Гьяцц; ADAGP, Paris 2021/Жак Фожур; ADAGP, Paris/2019/Дидье Плови
