Шесть самых известных художников континента, которых надо знать.

Фрида Кало

Она, вероятно, самая известная и узнаваемая сегодня на планете женщина-художница. И хотя первый музей памяти – «Голубой дом» в родном Мехико – открылся в 1955 году, через пару лет после смерти, ее имя еще почти полвека пребывало в области лишь национальных интересов, как и ее искусство, наполненное мексиканским фольклором.

Восхождение на арт-олимп началось в новом веке, когда в 2000 году вышел документальный фильм о ней в серии «Великие художницы». А вскоре стартовало и мировое турне ее графики, живописи и личных вещей. Так о трагической жизненной истории, как и о ярких, пронизанных болью сюрреалистических полотнах (так их определил сам Андре Бретон), узнали буквально все. Ретроспектива пролистывала не только творчество, но и ее бурную беспокойную жизнь: буквально каждая экспозиция была наполнена артефактами – свидетелями и трудного детства, и больничных историй – последствий болезней и тяжелой аварии, и, конечно, безумных любовных страстей с Диего Риверой, ее главным наставником в искусстве и мужем. Но красноречивее прочего говорят цифры: если в 2016-м рекорд на полотна Кало составлял $8 млн, то в 2021-м «Диего и я» ушло на торгах Sotheby’s за $34,9 млн.

Диего Ривера

К моменту женитьбы на 22-летней Фриде Кало он был уже вполне состоявшимся зрелым 43-летним автором и, по воспоминаниям самой художницы, тем человеком, который благословил ее на занятия искусством. Он успел отучиться в Национальной школе изящных искусств в Мехико, пожить в Париже (где подружился с Пикассо и другими авангардистами и обрел дочь вместе с русской художницей Маревной) и выработать собственный авангардистский стиль, замешанный на идеях кубизма и национальной идентичности. Успел стать основателем школы монументальной живописи в Мексике, получившей развитие после местной революции, расписать не один десяток общественных пространств и обрести сотни учеников и последователей. Наконец – стать убежденным коммунистом, побывать в СССР на праздновании десятилетия революции. В 1930-х его чествовали уже и в США: он со своими левыми идеями стал автором муралов в нескольких крупных городах страны, его ретроспектива прошла в недавно открытом музее современного искусства MoMA в Нью-Йорке и прогремела на весь мир. А сегодня его работы хранятся в крупнейших музеях по всему миру.

Тарсила ду Амарал  

Это одна из главных звезд в латиноамериканском искусстве XX века. Ее называют основоположницей бразильского модернизма, который в самых разных своих ипостасях – от живописи и дизайна до архитектуры и литературы – сегодня у всех на слуху: его чествуют на биеннале в Венеции, ему посвящают выставки крупнейшие музеи, от парижского Центра Помпиду до Национального музея современного искусства Токио. А случайные находки полотен Тарсилы ду Амарал в закромах бразильских особняков будоражат арт-мир не меньше, чем новообретенные картины Караваджо или Рубенса.

Свои художественные смыслы она, как и многие художники первой половины прошлого века, искала в Париже. Училась в знаменитой Академии Жюлиана, перенимала опыт кубизма у Фернана Леже и других мастеров. Но жить хотела только на родине. По возвращении в Бразилию долго искала собственный стиль, путешествуя по стране, но все-таки нашла: в абсолютно новаторском подходе к принципам европейского авангарда, который ду Амарал смешала с бразильской народной чувственностью.

Фернандо Ботеро

Осенью в одном из интерьерных журналов голливудская звезда колумбийского происхождения София Вергара рассказывала об огромной картине Ботеро «Матадор», украшающей ее гостиную в Лос-Анджелесе: «Я увидела ее еще в детстве на выставке в Боготе и влюбилась! А недавно купила ее на аукционе». И это лишь одна из сотен историй путешествий полотен и скульптур художника по всему миру. Сегодня их можно обнаружить в Сиднее, Париже, Лондоне, Пекине, даже в Москве и Санкт-Петербурге – мощные бронзовые скульптуры с узнаваемыми гипертрофированными формами есть и в Пушкинском музее, и в Эрмитаже.

Ботеро, как и его работы, можно назвать «гражданами мира» – он подолгу жил, учился и работал в Медельине и Боготе, Мадриде и Париже, Флоренции и Нью-Йорке. При этом всегда сам себя называл «самым колумбийским художником в мире». И это утверждение кажется абсолютной правдой: сложность и концептуальность сюжетов, за которые его полюбили коллекционеры, музейщики и рядовая публика, всегда находили отображение в виде простых наивных форм и уютных корпулентных персонажей, ставших визитной карточкой художника.

Альфредо Джаар

В 1981 году 25-летний архитектор и художник Альфредо Джаар покинул Чили в разгар военной диктатуры Пиночета. Казалось, навсегда. Но, как выяснится позже, попытавшись своим искусством исправить все несправедливости на свете лишь для того, чтобы вернуться туда – в совсем другую страну, героем. В 2013 году художник уже представлял Чили в национальном павильоне на Венецианской биеннале с одной из самых запоминающихся инсталляций этого огромного смотра: его гигантскую механическую модель Венеции в миниатюре медленно затапливало водой. Этой работой он привлекал внимание публики к глобальному потеплению и угрозе затопления одного из самых красивых городов планеты.

Джаар прославился как неутомимый исследователь и один из самых бескомпромиссных, убедительных и новаторских художников современности. Каждое из его произведений начинается с поиска проблемной зоны и ее всестороннего изучения, а заканчивается привлечением к ней общественного внимания эффектной и внятной работой. За это его ценят не только музейные кураторы, но и муниципалитеты городов разных континентов – Альфредо Джаара охотно приглашают для решения многих проблем художественными средствами, от опасностей неблагополучных районов до увековечивания памяти.

Вик Мюнис

Бразильский хулиган и политический активист, художник и фотограф Вик Мюнис – частый участник крупных международных выставок, включая биеннале в Венеции, Сан-Паулу, Шардже и Сиднее. Он прославился так называемыми фотографическими апроприациями, которые начал делать еще на рубеже XX–XXI веков: из найденного мусора собирал известные картины как старых мастеров, так и современников, а затем снимал их на пленочный фотоаппарат, добиваясь живописного эффекта. Так, например, из осколков битой посуды рождались его боттичеллевские Венеры, из пасты с красным соусом – караваджиевская Медуза, а из вариативного хлама, найденного на крупнейшей свалке Рио-де-Жанейро, – целые ватиканские фрески в натуральную величину. Разглядеть истинный состав этих пазлов можно, лишь вплотную приблизившись к работе. Эти «обманки» стали суперхитами и прокатились по всем музеям мира, в 2007 году побывали и в Москве на биеннале фотографии в Манеже. Сегодня художник вспоминает свое прошлое скульптора – делает небольшие копии старых частных домов и заброшенных лачуг, привлекая внимание к вопросам памяти.

Фото: Vostock Photo